Серебренников кирилл отношение к власти. «Власть говорит нам: заткнитесь! Михаил Барышников, танцовщик, хореограф

https://www.сайт/2017-05-24/oleg_kashin_o_nepriyatnostyah_kirilla_serebrennikova

Если долго вглядываться во власть

Олег Кашин о неприятностях Кирилла Серебренникова

Максим Блинов/РИА Новости

Мы познакомились семь лет назад и сразу же поссорились; прошлой весной в общей компании оказались за одним столом и старались друг друга не замечать, было неприятно.

Чего поссорились: семь лет назад я брал у него интервью , и ему хотелось рассказать мне про какую-то сложную и интересную постановку к 9 Мая, а меня и эта постановка интересовала только с той точки зрения, что государству нужен патриотизм и «спасибо деду за победу», и он это «спасибо» за соответствующие деньги обеспечивает, но вообще мне гораздо интереснее было про инсценировку «Околоноля» — уже было известно, кто считается автором этой повести, Серебренников вызвался ее ставить, и мне было приятно, спрашивая его об этом, добиваться ответов в том духе, что не имеет значения, кто автор, просто это очень глубокая и точная повесть, лучше, чем у других, отразившая дух времени, и само название «Околоноля» — какое оно многогранное и талантливое, ведь в слове «околоноля» можно услышать и «околожизни», и «околосмерти», и даже (почему-то) «околожопы» — вот он мне что-то такое говорил. И выглядело это с поправкой на понятную разницу между эпохами, как если бы Юрий Соломин давал интервью о том, как ему приятно было играть Брежнева в спектакле «Малая земля» в Малом театре — все более чем очевидно, но приходится валять дурака, и несколько минут позора, видимо, компенсируются всеми остальными бонусами, связанными с этой постановкой. О Серебренникове я знал, что он дружен с Владиславом Сурковым и что эта дружба к тому времени была материализована в дорогостоящем пермском фестивале «Территория», за который платил таинственный фонд, возглавляемый сурковским то ли одноклассником, то ли другом детства, который, как мне говорили, на самом деле и есть тот таинственный автор модной повести, про которую все думали, что ее написал Сурков и поэтому ее хвалили.

Интервью снимали на видео, и Серебренников приходил на эту съемку ко мне в редакцию. Камера выключилась, мы встали, я пошел его провожать до дверей, простились, как мне показалось, довольно тепло, пожали руки, но как только дверь за ним закрылась, я получил от него огромную (и это меня поразило — когда успел написать?) эсэмэску, в которой было написано, что напрасно я рассчитываю сделать карьеру на том, чтобы обижать людей, ничего хорошего из меня в жизни не получится, и он желает мне гореть в аду. Я понимал, на что он обижен, но меня это совсем не расстроило — ну в самом деле, мужик, если ты выбрал роль придворного панка, будь готов к тому, что тебя о ней будут спрашивать, и никто не обещал, что будет легко. Разумеется, я озаглавил интервью самым очевидным «Околокремля», и Кирилл Серебренников занял в моей памяти ту полочку, на которой сидят заслуженно (конечно, бывают и незаслуженно, но тут не тот случай) обиженные мною люди. Я, конечно, следил за его дальнейшей судьбой, и ничего в ней не показалось мне поводом думать о нем как-то иначе: да, ушел Сурков, но пришел Капков, и роли остались прежними, но говорить о них что-то сверх уже сказанного — да зачем?

И сейчас, когда в «Гоголь-центре» весь день хозяйничали силовики и оперативники ФСБ увозили Серебренникова на допрос, и есть уже двое задержанных по этому делу, и была обеспокоенная публика и актеры перед театром, и Чулпан Хаматова, читающая соответствующую речь, — по всей логике я сейчас должен злорадствовать, потому что ну да, если на протяжении многих лет играть с властью в ее игры, то рано или поздно власть изменит правила, и обаятельный автор «Околоноля» превратится вдруг в безжалостного следователя, который положит перед тобой бланк чистосердечного признания и спросит: «Ну что, надумали?»

Вячеслав Прокофьев/Коммерсантъ

Это злорадство — да, оно кажется естественным, но у него тоже есть своя драматургия. Радуясь неприятностям того, кто тебе неприятен, ты как-то сам собой неизбежно становишься на сторону этого следователя, тех оперов, которые сажали режиссера в свою машину и увезли на допрос, тех росгвардейцев (это же были росгвардейцы?), которые, заперев труппу в театральном зале, сами того не желая, разыграли отвратительную сценку из осени 2002 года — у людей в камуфляже всегда гораздо больше общего между собой, чем они сами об этом думают. И столько же общего у меня с Серебренниковым; разумеется, мне он в любом случае роднее, ближе и понятнее, чем те мужчины и женщины в погонах, которые в этот вторник пришли в театр, и если какие-то рациональные, политические или личные соображения подталкивают меня к тому, чтобы порадоваться неприятностям Серебренникова — они ведь подталкивают меня прежде всего в объятия того опера, который ногой выбивает дверь кабинета, а потом говорит, что вошел в историю театра. А я не хочу в его объятия, поэтому оставим злорадство тем милым людям, которые по какой-то причине относят себя к числу носителей абсолютной моральной правоты — таких людей у нас много, они всегда выступают по таким поводам, и, по-хорошему, из них получились бы отличные чекисты, если бы место чекистов не было занято теми парнями, которые конвоировали Серебренникова.

Серебренников — это форма жизни, которая может не нравиться, может возмущать, может отталкивать. А росгвардейцы, чекисты, следователи — это что-то другое, не форма жизни, а часть вполне бесчеловечной машины, все разрушительные и отравляющие свойства которой общеизвестны и отвратительны. Всякий попавший под эту машину заслуживает безоговорочного сочувствия, даже если он сам имел в виду все риски, когда начинал с ней взаимодействовать. А если не думал о рисках — то тем более.

Много лет Кирилл Серебренников вглядывался во власть и в ее людей, а в какой-то момент, как и положено, власть начала вглядываться в него. Нехорошо так говорить, но я надеюсь, что пережитые им в этот день унижение и страх окажутся сильнее всех возможных оправданий в том духе, что власть неоднородна, и что в ней кроме этих оперов есть и симпатичные интеллигентные люди, с которыми можно иметь дело, добиваясь от них поддержки и помощи. Я надеюсь, что итогом этого неприятного дня для него станет такое безусловное и весомое «Будьте вы прокляты», которое он затаит в себе и рано или поздно обрушит на голову этого государства, уже не разглядывая и не разбираясь, кто там в этой вертикали хороший, а кто плохой. И если во власти обнаружится какой-нибудь очередной театрал, который покажет ему рукопись очередного «Околоноля», Серебренников тихо, но твердо скажет ему: «Иди ты на***». И в идеале такая модель поведения станет эталонной для всей российской творческой интеллигенции — никогда не поздно понять, что другого разговора это государство просто не заслуживает.

Режиссеру Кириллу Серебренникову предъявлено обвинение в мошенничестве в особо крупном размере. Свою вину он не признал, сообщили в Следственном комитете. Политолог Владимир Слатинов прокомментировал ситуацию в беседе с ведущей «Коммерсантъ FM» Натальей Ждановой.

— Как вы считаете, почему ситуация с Кириллом Серебренниковым стала развиваться подобным образом? Следует вспомнить реакцию президента на обыски в «Гоголь-центре» и дома у Серебренникова. Это не убедило силовиков?

— Мы помним, что один из руководителей российской национальной республики по фамилии Маркелов встречался с президентом, где было объявлено о том, что он выдвигается в сенаторы, а затем был задержан. Российские силовики в последнее время ведут себя, я бы сказал, достаточно автономно в рамках вертикали власти, и по тем резонансным делам, которые они начинают, действуют в рамках собственной логики, как мы теперь видим, не обращая внимания даже на сигналы, которые им посылаются со стороны верховной власти. И это надо понять. С точки зрения того, как работает российская правоохранительная система, если ты попал в ее жернова, то требуется теперь крайне жесткая политическая воля, чтобы эти жернова остановить. Как видим, намеков со стороны высшего должностного лица оказалось недостаточно.

— А почему, как вы думаете, этот сигнал власти не был воспринят должным образом?

— Это очень важный симптом процесса, который начался некоторое время назад. Я уже привел в пример дело Маркелова, есть очень резонансное дело Алексея Улюкаева — тоже мы видим, что российская правоохранительная система, силовая система в значительной степени уже сейчас действует автономно, как некий относительно самостоятельный игрок, и используется как инструмент в борьбе различных влиятельных групп интересов. А контроль за этой системой со стороны верховной власти — давайте называть вещи своими именами — в значительной степени утрачен. Вот это и является ключевой причиной того, что происходит, в том числе и с Серебренниковым. Серебренников — это очередное звено в цепи после Маркелова, Улюкаева и других примеров.

— Как вы считаете, как эта история может развиваться дальше? Опять же хочется вспомнить слова президента, что те, кто совершил экономические преступления, не должны содержаться под стражей. Этот сигнал тоже не будет воспринят?

— Не исключаю, что произойдет такое, если Кремль сейчас очень жестко и очень четко, абсолютно, скажем так, однозначно не даст понять Следственному комитету, что сигналы, которые поступают из-за зубчатой стены и из уст президента, надо воспринимать и понимать. Но мы видим три, как мне кажется, очень важных последствия того, что произошло сегодня. Во-первых, конечно,

нанесен огромный репутационный ущерб российской верховной власти и России в целом, потому что речь идет о режиссере с мировым именем. Второе — мы понимаем, что на фоне разворачивающейся президентской кампании будет крайне болезненной реакция со стороны творческой интеллигенции в отношении верховной власти — и это большая проблема теперь для Кремля. И, наконец, это, конечно, очень опасный симптом автономизации силовиков,

которые все в большей и большей мере в России превращаются в некий автономный инструмент, используемый в экономической и ресурсной борьбе различных фракций элиты.

— Вы хотите сказать, что верховной власти в должной степени силовики у нас уже не подчиняются?

— Во всяком случае, дело Серебренникова, а также ситуации с Маркеловым и Улюкаевым, будем говорить честно, в значительной степени об этом говорят. И вот если сейчас не последует очень жесткой и однозначной реакции со стороны Кремля, которая остановит этот маховик, то вот три проблемы, о которых я сказал, станут крайне серьезными для российской верховной власти.

— А в целом, в какой степени дело Серебренникова является политическим, как вы считаете?

— Вы знаете, сложно сказать. Скорее всего, есть показания главного бухгалтера. Но важно то, как они получены. Как мне кажется, когда у Серебренникова отобрали загранпаспорт, в общем, было уже понятно, в каком направлении развивается ситуация. Поэтому силовики, конечно, сейчас будут упирать на то, что у них есть основания для продолжения процессуальных действий. Но здесь важно понять, как это воспринимает общественное мнение. А общественное мнение это не воспринимает как триумф верховенства закона — можно привести массу примеров, вот последний — Елена Скрынник, в отношении которой в Швейцарии закрыто дело из-за абсолютного равнодушия российских правоохранительных структур. То есть все видят, что российские правоохранительные структуры действуют очень избирательно. И случай Серебренникова — это тоже пример такого, я бы сказал, избирательного внимания со стороны Следственного комитета. Все это понимают, и это как раз и подрывает репутацию и силовых структур, и Кремля, и в целом российского государства, потому что получается, что в России сейчас общественный интерес не реализуется силовыми органами. Силовые органы у нас перешли в некое другое состояние и действуют в рамках другой программы и другой матрицы.

Худрук Александринского театра Валерий Фокин стал первым из руководителей федеральных театров, который публично высказал свою точку зрения на происходящее с режиссером и главой Гоголь-центра Кириллом Серебренниковым после помещения его под домашний арест. Прежде всего Фокин подчеркнул, что в комментариях, связанных с Серебренниковым, очень мало говорят о человеческой эмоции, о сопереживании. «Я очень больно и лично воспринимаю то, что произошло с Кириллом, - сказал Фокин. - Вот мы говорим «домашний арест» - и все делаем акцент на слове «домашний». Забывая, что, пусть он и домашний, но это арест. Потому что человек изолирован, он лишен возможности контактов, возможности заниматься творчеством. Это очень тяжелое испытание, очень драматичное, даже трагичное. Я не являюсь близким человеком Кириллу, хотя я с ним, конечно, встречался и общался — но мне его очень жалко, просто по-человечески жалко, потому что то, что ему выпало - это серьезное испытание.

Кирилл Серебренников

Когда я читаю и слышу, как огромное количество людей радуется тому, что с Кириллом это произошло, я думаю: ну неужели вы не понимаете, что это может произойти с каждым? Есть замечательная поговорка «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Как же можно так реагировать! Откуда это всё? Думаю, что это всё в нас сидят давнишние исторические отрыжки — и столетней давности в том числе. Это всё 17-й год. И нам еще осень предстоит. Сегодня только 30 августа. Так или иначе, самое главное для Кирилла — то, как он перенесет это всё психологически. С одной стороны, из него делают мученика, жертву. Кстати, его лучшим фильмом для меня является «Изображая жертву», хотя Кирилл вообще очень талантливый человек, это не обсуждается. Так вот, с одной стороны, из него делают жертву режима. С другой, - огромное количество народа требует его посадить и расстрелять. Пережить такое человеку психологически очень сложно, и не просто пережить, а выстоять и сохранить себя. Об этом мало кто задумывается».

Далее, говоря о следственных фактах, Фокин подчеркнул, что полной информации у него нет, а «из тех обрывков фактической информации, которые до нас доходят, все пока сводится к обналичиванию денег - больше я ничего не вижу, хотя окончательные ответы даст суд».

В виновность конкретно Кирилла я не верю и никогда не поверю. Когда начинают писать о его особой роли... Какая особая роль? У него может быть только одна особая роль — художественная. Недоразумения, ошибки финансовые вполне могут быть, но их надо доказать, - заявил Фокин.

Кроме прочего, Валерий Фокин, проанализировав события, связанные с «делом «Седьмой студии», пришел к выводу, что мы имеем дело с ситуацией заказа: «Власть, конечно, ведет себя неумно, надо прямо сказать. Ну что, Кирилл не сделал бы перерыв в съемках и не приехал бы по повестке? Однозначно приехал бы. Зачем надо было устраивать этот дурной театр, провоцируя митинг у суда и все остальное? Значит, кому-то это надо. Что, мы не знаем, как все это делается? Знаем прекрасно. Я, конечно, не могу этого говорить со стопроцентной уверенностью. Но когда представитель прокуратуры утверждает, что, условно говоря, стола нет, когда я по нему стучу, и продолжает настаивать, что это я стучу по воздуху, значит, либо он больной и его в психолечебницу надо уводить, либо он выполняет чье-то задание. Ему сказали: «Не было этого», и он повторяет: «Не было». Какое-то происходит абсолютное и очевидное безумие. И у меня ощущение, что дело даже не в Кирилле, а в заказе, который необходим для других целей.

В ответ на вопрос журналистов, что делать в этой ситуации, Фокин ответил весьма конкретно: «Мне кажется, делать сейчас надо одну очень важную вещь. Поскольку это дело стало резонансным, то есть, стало контролируемо общественностью, надо очень внимательно следить за процессом. Потому что мы прекрасно знаем, как все может меняться на стадии следственных действий — как меняются показания, факты и к чему все приходит. Здесь бдительность, внимательность должна быть, конечно, обеспечена. Но в вину Кирилла, повторю, я не верю».

Также Фокин прокомментировал ряд иных предложений представителей театрального сообщества, связанных с возможными действиями в связи с «делом Серебренникова».

Я категорически не согласен с идеей байкотировать тех, кто не поддерживает Кирилла Серебренникова. Объясню, почему. Мы, наше культурное сообщество, наша театральная мысль сегодня очень расколоты — причем, агрессивно расколоты. В этой ситуации нельзя указывать людям, что им делать — что говорить, а что не говорить. Каждый решает для себя. И тех, кто решает не так, как нам нравится, ни в чем обвинять нельзя, иначе мы с другим знаком, но говорим то же самое, что говорят люди, которые требуют поджигать кинотеатры, если в них будут показывать «Матильду». Щель между нами и так разрастается — и может случиться то, что было сто лет назад, когда все стояли стенка на стенку - мы знаем, чем всё тогда закончилось. Были такие же православные организации, проявлявшие крайнюю нетерпимость к инакомыслящим. А что, не было Союза Архангела Михаила?! Да все это было. Вот это пугает — процессы, которые повторяются с преступной похожестью. А мы их допускаем.

Что касается Вырыпаева, то его письмом я тоже, честно говоря, поражен. «Откажитесь от общения с властью, не берите денег!» Что это такое? Как это возможно? А провинция как у нас живет, он в курсе вообще?! Я встречаюсь по делам Гильдии режиссеров России с представителями провинциальных театров. Двадцать тысяч рублей на постановочные расходы театру дают на сезон! Что? И от них отказаться?! Я понимаю, что в той стране, где Вырыпаев сейчас проживает, это в восторгом примут - и Выпыпаев будет выглядеть таким польским Герценом. Но как ему ни стыдно такое говорить! Что это за поучения такие?! Прежде всего, надо всегда вести диалог с властью. С любой! Когда прекращается диалог с властью, всё, конец! Тогда наступает монолог власти. Мы знаем эти периоды, когда был только монолог, а ты мог лишь кивать головой или молчать. Диалог сейчас есть — хуже или лучше, но есть. И его нужно поддерживать.

А так, в целом ситуация, связанная с Кириллом, очень печальная. И это даже не то слово. Плохая ситуация, - подытожил худрук Александринки.

Данный комментарий — не единственный, который Фокин дал по так называемому «делу Серебренникова и Седьмой студии». Сразу после серии обысков и первых допросов, которым были подвергнуты Серебренников и его коллеги в конце мая 2017 года, Фокин опубликовал обращение возглавляемой им Гильдии театральных режиссеров России. «Гильдия театральных режиссеров России выражает моральную поддержку своему коллеге Кириллу Серебренникову в связи с ситуацией, сложившейся вокруг него и театра «Гоголь-центр». Режиссерское сообщество уверено, что следствие будет проведено предельно справедливо и честно», - говорилось в обращении Гильдии, подписанном самим Фокиным, худруком БДТ Андреем Могучим, творческим лидером Центра им. Мейерхольда Виктором Рыжаковым, главой Ярославской драмы Евгением Марчелли и рядом других российских режиссеров.

— Каков, на ваш взгляд, мотив власти в деле Кирилла Серебренникова? Это истерический вызов интеллигенции в духе «валите — заткнитесь — умрите» или взвешенная политическая интрига?

— Мы все забываем, что идет выборная кампания одного человека на главную должность в стране, и все, что сейчас происходит в официальном пространстве, подчинено одной задаче. Никаких других задач у государства на повестке дня нет. Так и нужно рассматривать дело Серебренникова.

Это дело многофункциональное. Первая его составляющая — послание либеральной творческой интеллигенции: обозначение, как нужно себя вести в выборный период, дабы избежать проблем. Нам говорят: заткнитесь! Власть создала такие экономические условия существования любых творческих институций, что невозможно нормально работать. Реализация любого проекта за государственный счет настолько забюрократизирована, что, не нарушив закон, его не осуществить. Нарушают все. Начиная с доверенных лиц президента. Только одни действуют, условно говоря, по правилам, установленным властью, а другие тешат себя надеждой, что они живут в свободном обществе, что деньги независимы от администраторов, которые их распределяют. Именно «другим» людям и послан месседж.

— А какова же вторая часть послания?

— Это ответ протестному обществу в целом на запрос о коррупции. Общество взволновано уточками у Медведева? Получите! Мы стали расследовать коррупционные схемы. И

коррупционерами оказались не те, кто возит собачек частным самолетом, а либерал Улюкаев, бывший руководитель СПС губернатор Белых, кумир креативной молодежи Серебренников. Вот где коррупция!

И тут я бы сделал пару уточнений об условиях существования креативных институций при нынешней власти. Во-первых, ни для кого не секрет, что существует система откатов. А чтобы «откатить» 15-30%, нужно эти деньги вывести из оборота, их нужно обналичить. Ведь все знают: откаты приносятся наличными деньгами, они не переводятся на счета — просто тупым кэшем. Чиновники вводят в такую зависимость те или иные культурные инициативы, заведомо ставя носителей инициатив под удар. Во-вторых, власть, по сути дела, сама подставила Кирилла, выдавая значительные внеконкурсные, не прошедшие необходимые процедуры деньги. Какие-то чиновники принимали какие-то решения, которые шли в обход существующего закона.

— Вам доподлинно известно, что Серебренникову выделяли какие-то суммы, минуя обязательную процедуру тендеров, которая прописана на любой чих из государственной казны?

— Я президент фестиваля и до прихода Мединского — член фестивального совета Министерства культуры. Я прекрасно знаю, как работает система по определению и выдаче субсидий. Я знаю доподлинно, сколько стоят фестивали в стране. Деньги, которые выдавались Кириллу, значительно превышали суммы, существующие в утвержденном бюрократическом слоте. Каким-то образом Кирилла взяли на крючок. Когда, находясь в Китае, Путин сказал, что Серебренникову было выделено 300 миллионов через Министерство культуры и 700 миллионов через бюджет Москвы, — хочу заметить, что это запредельно большие суммы. Например, на Международный Московский фестиваль Михалкова ежегодно выделяется 120 миллионов. А тут, со слов Путина, мы узнаем, что за два-три года Кирилл получил якобы миллиард.

Нужно понимать, что у нас нет никаких штабов, никаких администраций гражданского общества, нет никаких центров, вырабатывающих стратегии. А у власти, у небольшой группы людей, по отношению ко всему обществу ничтожно малой группы людей, есть институты, аналитики, штабы, работающие с банковской сферой, с промышленностью и с культурой… Штабы получают очень серьезные деньги, работают для того, чтобы нас, так сказать, обыграть.

Конечно же, «культурный» штаб взвешивал: что лучше? Взять Иванова, Петрова, Сидорова? И какая-то аналитическая группа говорит: нет, лучше Серебренникова, потому что он и театр, он и кино, он и современное искусство, он и фестивали.

То есть мы одним ударом получаем эффект в три раза больше. Если бы взяли просто театрального режиссера, тогда другие оставшиеся сферы подумали бы: это к нам не относится.

— Но ведь Путин Евгению Миронову сказал «Да дураки» о «масках-шоу» в «Гоголь-центре»! А потом четко сформулировал совсем иную позицию: мол, у нас многие из культуры сидят, и что теперь, всех освободить в силу того, что они работают в этой сфере?

— «Дураки» он сказал не в микрофон Первого канала, а на ухо Миронову. Я не знаю, с чем сравнить. Мужчина уговаривает женщину вступить с ним во внебрачные отношения. Он ей говорит все что угодно, чтобы добиться ее расположения, но он же не говорит такое в присутствии своей жены. В данном случае нужно было что-то сказать получающему из твоих рук медаль известному человеку, который является твоим доверенным лицом, тебе на выборах подтягивает если не реальный блок голосов, то решает некие репутационные вопросы. Но потом, когда под микрофон Первого канала все-таки спросили про «дураков», я хочу напомнить, Путин не сказал, что это неправильное действие, а сказал: зачем было приходить в бухгалтерию театра с силовой поддержкой? Там никто не окажет сопротивления. Вот что он сформулировал.

— Год назад для улучшения делового климата президент предложил смягчить наказание за экономические преступления. Получается, что неадекватно жесткие меры силовиков в деле «Седьмой студии» подставляют президента.

— Послушайте, Путин, как и любой политик, общается с электоральными группами.

Есть электоральная группа бизнеса. Он им говорит: не будем наказывать строго за экономические преступления. Есть электоральная группа силовиков, с ними он может общаться без протокола, без камер. Им он говорит: мы всех говнюков замочим в сортире.

— Получается, что борьба с коррупцией происходит на поле, где берут-дают все, а сажают исключительно слабых и либералов?

— Сажают представителей тех групп, которые недостаточно управляемы, недостаточно предсказуемы, которые способны подавать незавизированные сигналы, тем самым могут создавать ненужные напряжения в ответственный период «выборов одного человека на главную должность». Идет речь о формулировании властью правил игр. Ведь все в стране уже встроено в эти правила за исключением интернета и культуры. Поэтому и поставлен запредельно одиозный человек на культуру. У него самая сложная задача — встроить культуру в систему. И знаете, какая самая сложная акция, самое энергозатратное действие, которое совершил министр культуры на своем посту? Сбор подписей под письмом в поддержку действий Путина на Украине. Мединский лично вызывал к себе людей и добивался их подписей. Это было такое лишение невинности.

— После 23 августа чувствуете ли вы лично для себя опасность, как президент большого фестиваля, как художник, как гражданин?

— Безусловно, я чувствую опасность. Но все-таки я надел на себя защитный шлем и каждый свой шаг делаю с учетом опасности. Стараюсь какие-то шаги делать на опережение. Например, создание ресурса «АртдокМедиа» такой шаг (интернет-платформа для онлайн-просмотра документальных фильмов фестиваля. — Ред. ).

— Ситуация с «Матильдой» Алексея Учителя и «театральное дело» — звенья одной цепи?

— Вы знаете, нет. Вот когда армия в доисторические времена захватывала город, полководец давал воинам пару дней на разграбление. И тогда закон не действовал и захватчик делал все, что считал нужным. В принципе, здесь нечто подобное. Самопроизвольным, зачастую с низким культурным уровнем группам дали право совершать некие действия. Тогда и появились «Ночные волки», поклонские, различные религиозные ультрапатриотические объединения, которые стали совершать неадекватные вещи. В данном случае против того, кто вписан в систему: ведь Алексей Учитель не опасен, он в их команде, с ним можно по-другому договориться. А тут Поклонская, которой дана вольница на разграбление. Теперь ее уже не остановить, ей говорят: тихо-тихо! Но она вошла в раж.

— Как жить не вписанному в систему художнику? Входить с властью в диалог или нет?

— Бесполезно. Власть пришла в режим прямого насилия. Уже 86% зачищено: переформатировано сознание. Осталась группа людей с сохраненным естеством оценки окружающей их реальности. И с этими людьми сейчас идет работа. Вообще для всех есть один-единственный рецепт — не бояться! Никаких других рецептов нет.

Беседовала Тамара Ларина, —специально для «Новой»

Российский режиссер Кирилл Серебренников рассказывает о том, почему считает новогодние комедии признаком прогрессирующей ретрофилии, восхищается простыми русскими тружениками, собирается в гости к Барышникову, дружит с латышскими актерами, называет высказывания Алвиса Херманиса глупыми и призывает людей делать все для собственного умственного развития.

15 января в киноконцертном зале Splendid Palace художественный руководитель «Гоголь-центра» Кирилл Серебренников проведет открытую лекцию «Театр как воспоминание».

Кириллу есть что рассказать про театр. (Краткий перечень его искусных подвигов за прошлый год - ). С театральной Ригой у режиссера отдельный многолетний роман. Лет шесть назад директор Национального театра Ояр Рубенис - давний поклонник творчества Серебренникова - собрался с духом и позвонил, предложив сотрудничество. Кирилл ответил, что, если на другой день Рубенис будет в Москве, предложение можно обсудить. Директора Национального театра дважды приглашать не потребовалось - на другой день он был у дверей МХТ и предлагал ставить «Мертвые души», о которых Серебренников давно мечтал.

Спектакль по русской классике, в котором все женские роли отдали мужчинам, аудитория Латвийского национального театра приняла на ура. Мало того, Ояр Рубенис пошел на непопулярную для Латвии меру - сделал русские титры и притянул публику русскоязычную, за что местные политики упрекнули его в неправильном понимании интеграции. Серебренников сделал ремейк «Душ» в Гоголь-центре - и ему тоже нашли что поставить в вину: пропаганду гомосексуализма.

Сотрудничество режиссера с Национальным театром продолжилось в виде перформанса по пьесе Георга Брюхнера «Войцек», а в этом году ему отдали на переосмысление национальную святыню - предложили поставить спектакль про Райниса к 150-летию поэта. В легком, веселом музыкальном спектакле «Сны Райниса» все актрисы играют Аспазию, а все актеры - Райниса, в разных их ипостасях. К спектаклю изготовили русские и английские титры.

Ваш господин на букву Х. (Алвис Херманис) наговорил столько глупостей, в том числе и про меня, называя меня агентом Кремля… Это похоже на самопиар человека, которому болезненно не хватает внимания. Если он так и вправду думает, мне его жалко. Кирилл Серебренников

Параллельно роману с Национальным театром у Кирилла развивался антироман с Новым рижским театром. В 2014 году худрук НРТ Алвис Херманис заявил об отмене всех гастролей его театра в России, а сам разорвал контракт на постановку в Большом театре. Ведущая актриса НРТ Гуна Зариня поддержала своего руководителя и отказалась играть в спектакле Гоголь-центра «Медея», поставленном рижанином Владиславом Наставшевым.

Кирилл Серебренников выразил недоумение такими действиями коллеги и опубликовал в Facebook критический пост «Не могу принять эту позицию. Не могу… Как это плохо, как мерзко от того, что происходит, как грустно от того, что не видно выхода». Деятели латвийской и русской культуры разделились на два лагеря - одни поддержали Херманиса, другие Серебренникова.

Собиравшийся в то время на гастроли в Москву Национальный театр поставил вопрос «ехать или не ехать» на голосование - большинство решило культурные связи не прерывать. Через несколько месяцев «Гоголь-центр» прибыл с ответными гастролями в Латвию и собрал аншлаги. На этот раз Гуна Зариня согласилась выйти в «Медее». Но только в Риге.

Сегодня Кирилл Серебренников востребован в Европе не меньше Алвиса Херманиса. Найдет ли он еще когда-то время ставить в Латвии - вопрос, который смело можно будет задать режиссеру на «Открытых лекциях». Накануне своего приезда Кирилл дал эксклюзивное интервью порталу Delfi.

Первый новогодний пост на вашей странице Facebook: «Наш вкус испортили новогодние комедии». Что вы имеете против традиционной «заливной рыбы»?

Все, что было смешно, уже не смешно. Любимые народные артисты тоже уже несмешные. Становится неудобно за некоторых. А еще - концерты эстрадных звезд, голубые огоньки…Все эти параноидальные пляски и шутки похожи на отчаянные попытки восстановить хорошее настроение с помощью тяжелых наркотиков. Это какая-то матрица, которая нас программирует жить вчерашним днем. В общем, какое-то количество вредности в этих комедиях и огоньках несомненно есть.

- А что вы смотрите на Новый год?

Вот это г..но и смотрю.

- Но вы же всегда утверждали, что у вас нет телевизора?

У родителей есть. В каждой комнате и на кухне. Я обычно у них Новый год встречаю. Вот и в этот раз мы по три раза посмотрели фильм покойного Эльдара Александровича про иронию судьбы и все комедии Леонида Гайдая, сдобрив это дело несвежими артистами советской эстрады. Просто ма-ма-до-ро-гая!

- Что же вы предлагаете делать?

Я ничего вам не предлагаю! Считаю, что «виноват» мой товарищ Леонид Парфенов, который в 90-е годы придумал этот адский кошмар - невинное развлечение под названием «А не спеть ли нам старые песни о главном?!». И эти песенки свернули мозг целой стране. Люди заболели ретрофилией. По-моему, именно тогда началась вся эта патологическая тяга к совку и возвращению в СССР. Эти старые песни вдруг оказались о совсем другом главном. Вот я и думаю, что пусть сам Леня и исправляет сложившуюся ситуацию. Пусть зарядит какие-нибудь «Другие песни». Пусть придумает хоть какой-то антидот, иначе безумие зашло в слишком острую фазу. Он прекрасный придумщик, он может!

Пора выходить из этой страшной временной петли. Я больше не хочу ностальгировать - я хочу жить в 21-м веке. Хочу заниматься чудесами научно-технического прогресса, которые во всем развивающемся мире улучшает жизнь человеческую так, чтобы все чувствовали себя максимально удобно и комфортно, в ладу с природой и собственными представлениями о прекрасном.

Таск (The Internet Engineering Task Force) вон развивает Интернет во всем мире, скоро всюду будут ездить электромобили, роботы облегчат труд и будут управлять разными процессами… Будущее уже совсем рядом, а у нас тут… Иван Васильевич меняет профессию. Должна возникнуть иная история - я чувствую ее острую необходимость!

- Не хотите сами ее запустить?

У меня есть своя теория малых дел. Не надо спасать весь мир сразу - давайте каждый будет заниматься своим участком.

Пока вы занимаетесь своим участком, «мир накрывается медным тазом» - так вы сами заявили в одном из недавних интервью…

Увы. Читаешь новости и отчетливо понимаешь: что-то катастрофически пошло не так. Ужасает многое. Полчища страдающих и голодных людей, бегущих от своей нищеты и ищущих лучшей участи в более-менее богатых странах. Все это отчетливо свидетельствует о том, что сегодняшнее устройство мира крайне несправедливо. Все мы понимаем, что мы пользуемся смартфонами и другими прекрасными вещицами, потому что где-то в Китае люди за свой тяжелейший труд по сборке тех же смартфонов получают несколько евро в месяц.

Наша планета трещит по швам, людей с экологическим сознанием крайне мало, а природа вот-вот не выдержит насилия над собой. Увы, это понимает лишь горстка людей в Европе и Америке. Впрочем, остальных нельзя обвинять в неправильном строении головы - им просто надо выжить и не умереть с голоду. Огромное число людей живет в экстремальных условиях, которые усугубляются изменениями климата. Люди бегут, потому что те места, где они привыкли обитать, становятся либо выжженной пустыней, либо болотом…

Мы в Латвии столкнулись с тем, что люди бегут не только от нищеты, физической угрозы и превратностей природы. В Ригу переселилось немалое количество российских журналистов и представителей русской интеллигенции…

И я понимаю, почему это происходит. Эти журналисты не привыкли работать в пропагандистском ключе и делать нечестную журналистику - они выбрали жизнь там, где могут оставаться в профессии.

- Как режиссер, вы сегодня востребованы не только в России. Не возникало мыслей о бегстве у вас?

Уезжать, а тем более бежать, я никуда не собираюсь, ведь у меня в Москве есть театр, за который я отвечаю. Всерьез думать о бегстве имеет смысл лишь, если нет никакой возможности на родине честно работать по профессии. Именно честно.

Предложений в Европе и вправду много, даже не успеваю на все откликнуться. Но и в России их тоже немало. Мало - времени. Меня не сильно радует концепция, как вы говорите, «бегства», но я считаю, что нельзя судить людей за то, что они ищут для себя место, где есть возможность остаться в зоне свободного и цивилизованного мира, при этом продолжая работать в России и на пользу России. По счастью, сегодня это можно делать, сидя на Гоа или в Риге.

В России, как и в любой стране мира, все очень запутано и неоднозначно - рядом с полным идиотизмом происходят совершенно прекрасные вещи, одни люди подличают, а другие совершают героические поступки. Такая сегодня Россия. В ней кому-то более комфортно, кому-то менее.

- А вам?

Мне комфортнее всего в российском театре «Гоголь-центр». Таких зрителей, какие есть у нас, такого ощущения собственной почти экстремальной нужности, которое есть в нашем театре, наверное, нигде нельзя почувствовать. Даже там, где тебе много платят и встают после спектакля в знак признания. Когда ты ставишь спектакль в России, после которого к тебе подходят люди и говорят «спасибо за то, что вы делаете!» - это другой уровень ответственности. Мы здесь сейчас нужнее, чем когда-либо и где-либо.

- Насколько комфортно вашему театру в России?

Вообще не комфортно. У нас был сложный момент, возникший не столько по нашей вине, сколько по совокупности политических и экономических обстоятельств, и власть четко обозначила: сдохнете - так сдохнете, а выживете - вам повезло, мы помогать или мешать не будем, вы нам не нужны. Те полгода, которые мы не получали ни копейки государственных субсидий (ни на здание, ни на зарплаты, ни на постановки), надо было выживать. И у нас это получилось.

На Новый год я собрал более 200 человек нашей команды и объявил им, что горд и счастлив работать с ними. Нам помогли выжить зрители, которые шли на спектакли и делали аншлаги, несмотря на то, что мы были вынуждены повысить цены на билеты, некоторые места стоят аж 100 евро. Нас поддержал ответственный и независимый бизнес, который вкладывал деньги в разные проекты, несмотря на то, что некоторым звонили и угрожали. Наши друзья из театров - МХТ, Театр Наций, Современник, Галина Борисовна Волчек, Олег Павлович Табаков, Женя Миронов, лучшие люди нашего искусства - Чулпан Хаматова, Алла Демидова, Диана Вишнева, Паша Каплевич, Айдан Салахова, Андрей Бартенев, Миша Ефремов, Аня Чиповская и многие другие товарищи - устроили аукцион в поддержку «Гоголь-центра», собрав очень приличную сумму.

Все это дало возможность выжить и войти в новый сезон. С 2016 года нам, надеюсь, будут давать государственную субсидию на театр - на здание и минимальную зарплату, а на спектакли - нет. Ведь мы у властей считаемся неблагонадежными и либеральными. При том что в прошлом году стали единственным российским театром, который был в основных программах всех главных театральных фестивалей мира - Авиньона, Wiener Festwochen и BITEF. Причем не с одним спектаклем, а с разными. В Авиньон русский театр не звали лет двенадцать, но на родине это никоим образом нас не спасает и не влияет на отношение к нам ответственных лиц, которые говорят: нам ваши фестивали не нужны.

В прошлом году вы поставили спектакль «Кому на Руси жить хорошо?», поездив для этого по глубинке российской. Для постановки в Латвийском Национальном театре спектакля «Сны Райниса» вы ездили по местам детства поэта - по Латгалии, самому бедному и самому душевному региону Латвии. Большая разница?

Любопытно, но чем беднее люди, тем они душевнее, открытее и щедрее тебя принимают в своем доме… Но разница есть. Когда отъезжаешь на некоторое количество километров от Риги, ты не чувствуешь такого провала во времени и пространстве, как когда ты отъезжаешь на те же 200 км от Москвы. Все же Москва - гигантский мегаполис, в котором живет столько людей, как в пяти или семи Латвиях. Это отдельный огромный мир. И его контраст от остальной России - так же огромен.

В России у нас была задача проехаться по некрасовским местам, чтобы актеры, живущие и работающие в Москве, увидели страну, которую они не знают. Это были очень сложные и разнообразные впечатления - от восторга до негодования. Там в глубинке живут потрясающие, порядочные и невероятно терпеливые люди - настоящие русские труженики, которые тянут на своих плечах всю эту огромную страну, которые спасли ее в страшную войну и продолжают до самой смерти пахать на земле. И я их бесконечно уважаю, ведь для меня умение и желание трудиться - это главное достоинство в человеке.

Трогательные истории, чистые люди. Пока такие есть, нет повода для пессимизма. Некоторые из них спиваются - это печально. Грустно и то, как бедно они живут. Очень хотелось, чтобы эти простые и прекрасные русские люди хоть когда-то стали жить лучше.

- Вам удалось почувствовать Райниса?

На момент, когда Оярс Рубенис попросил меня сделать эту постановку, я про него ничего не знал и сильно сомневался, про меня ли эта работа. Но они не сомневались. За год подготовки я прочел все дневники Райниса и стихи в переводе чудесной Оли Петерсоне. Мы играли с актерами в игру «Я-Райнис», пытаясь взглянуть на себя и современную жизнь через призму Райниса. Какой он сегодня, про что может рассказать современным людям. Через Райниса, мне кажется, я понял Латвию лучше.

- Правда ли, что родители звонили вам в Латвию и переживали, что вы тут можете пострадать за свой русский язык?

Да, но это они насмотрелись телевизора. В Национальном Театре я работаю с прекрасными людьми, мы передружились, они приезжали к нам в «Гоголь-центр», мы гостили в Латвии. Они нас очень серьезно поддержали, когда ваши другие театральные звезды призывали к бойкоту России. Артисты Национального театра тогда сказали: мы же едем не в Кремль играть, а в «Гоголь-центр», к москвичам, к людям, которые имеют определенную позицию, никоим образом мне милитаристскую, а, наоборот, антивоенную. Ведь театр и культура, вообще, должны оставаться пусть последним мостиком общения между людьми.

Разве вам до сих пор не удалось разрешить тот спор с Алвисом Херманисом? Ведь его актриса Гуна Зариня, которая до того из-за политики отказалась ехать в Москву и играть главную роль в постановке «Медея», согласилась ее играть во время рижских гастролей «Гоголь-центра»…

С Гуной мы по-прежнему дружим. И, уверен, будем вместе работать. Но ваш господин на букву Х. наговорил столько глупостей, в том числе и про меня, называя меня агентом Кремля… Это похоже на самопиар человека, которому болезненно не хватает внимания. Если он так и вправду думает, мне его жалко. Впрочем, пусть думает, что хочет, - я за то, что право на жизнь имеют любые мнения, даже самые идиотские.

Вам не было любопытно посмотреть нашумевший спектакль Херманиса с Барышниковым, на котором зачекинился весь московский цвет и свет?

Они ездили в Ригу, потому что там играл всеобщий любимец Михаил Барышников, который никогда не приедет в Россию - для московской публики это был единственный вариант увидеть его живьем. Кстати, наш театр должен был играть спектакль «Мертвые души» в его (Барышникова) Центре в Америке. Возможно, это еще случится. Переговоры ведутся.

На ваш взгляд, какими должны быть отношения художника и власти? Некоторые люди творчества предпочитают отгородиться от реальной жизни плотным коконом и не вылезать за его пределы. Другие, как Алвис Херманис, берут на себя роль колокола и не дают властям спокойно спать…

Делать глупые заявления - это никакой не колокол, а совсем наоборот. Художник должен ставить спектакли, выражая свою человеческую или политическую позицию через творчество. Конечно, он может публично говорить то, что думает, если считает нужным. Но попытка выбрать какой-то лагерь, стаю, примкнуть к какой-то партии - чаще всего оказывается малоубедительной.

Художник, если не хочет потерять свою природу, в чем-то должен оставаться простодушным, наивным, честным, а все эти черты крайне противопоказаны в политике. Я согласен с немецким драматургом и режиссером Хайнером Мюллером, он в одном из своих текстов, по которому я сейчас делаю спектакль, написал: «Мое же место по обе стороны линий фронта, между фронтами, над ними… Я солдат в башне танка, с пустой башкой под шлемом, я сдавленный крик под гусеницами».

Хочу донести людям через свои спектакли и высказывания какие-то важные для меня вещи, заставить их думать, чувствовать. В театре есть много возможностей это делать, наверное, потому с ним и стали бороться все эти наемники-госпропагандисты - им не нравится, что на сцене говорят честные вещи на понятном человеческом языке.

В прошлом году вы поставили на сцене Большого театра балет «Герой нашего времени». На ваш взгляд, кто он, герой нашего времени, который нас спасет и снимет медный таз с нашего будущего?

Несколько дней назад в Сибири (на трассе Оренбург-Орск) из-за снежного бурана образовалась гигантская пробка в десятки километров. Машин собралось так много, потому что люди поехали сразу после Нового года. Стали звонить в МЧС - там обещали спасти, но не приехали. Люди ждали помощи 15 часов, жгли обшивку большегрузов, залезали в одну кабину, кто-то замерз до смерти, у какой-то женщины был инсульт - ее спасали, у большинства кончился бензин, все погрузилось во тьму…

Это был кошмар и ад в борьбе человека со стихией в условиях полного равнодушия со стороны тех, кто должен был оказать помощь. И вот приехал молодой парень-полицейский, который снял куртку, чтобы спасти ребенка и отдал свои варежки девушке, у которой обморозились руки… Сам он с тяжелейшими обморожениями попал в больницу - ему спасают пальцы. Мне кажется, такие люди и есть герои нашей цивилизации. Люди, которые даже в нечеловеческой ситуации не теряют человеческий облик, а помогают спастись другим и вообще - живут свою жизнь не только ради себя.

Скоро вы приезжаете в Ригу с просветительской «Открытой лекцией», почему считаете, что людям надо просвещаться? Казалось бы, меньше знаешь - лучше спишь…

А как же «ученье - свет, неученье - тьма»?! Я уверен, что необходимо развиваться всеми способами, становиться умнее, а не глупее, делая все возможное, чтобы наша антропологическая кривая не совпала с плинтусом.